Карская — это в первую очередь «личность», как писал один парижский критик в первой биографии, посвященной художнице. Этот критик охарактеризовал ее следующим образом: «Она своего рода «денди», которая способна носить романтические накидки и кружевное жабо с той же легкостью, что и уникальные наряды, созданные ею самой. Женщина грозная и внушающая страх, с едким чувством юмора и острая на язык, женщина, которая не хотела идти на уступки ради успеха в своей карьере. Она не была ни светской львицей, ни изгоем, но сумела достигнуть той степени свободы, которая требовалась ей для создания картин, коллажей, гобеленов, объектов, скульптур и манекенов-гигантов, которые ее внучка позже называла «Billis-billis».
Ида Григорьевна Шрайбман родилась пятого июля 1905 года, в городе Бендеры в Бессарабии (бывшая территория Российской империи, на данный момент Молдова) в богатой еврейской семье землевладельцев. Карская, которой было предначертано стать известной французской художницей Второй парижской школы и главной фигурой неформального художественного движения 1950-х, была вторым ребенком из пяти в шумном доме, в котором постоянно появлялись близкие и дальние родственники. Ее отец был землевладельцем, очарованным техническим прогрессом; эта страсть побудила его инвестировать в сельскохозяйственные машины… и привела несколько раз к банкротству.
В возрасте 17 лет, окончив гимназию, Ида решила покинуть на тот момент уже Румынию чтобы учиться за границей (к концу Первой Мировой Войны она получила румынское гражданство). Франция привлекала ее, но она знала, что если расскажет о своих планах родителям, то получит немедленный отказ. Поэтому она стала говорить о желании изучать медицину в Генте (Бельгии), но тем не менее, ей все равно приходилось идти на уловки: благодаря флирту с молодым человеком из паспортного бюро, ей удалось изменить свою дату рождения, таким образом она стала старше на три года, что позволило ей избежать запрета родителей.
18 месяцев она обучалась на
медицинском факультете Гентского университета, прежде чем получить перевод в Париж.
Много лет спустя, в интервью с Владимиром Чинаевым, она говорила о скуке, которую испытывала при обучении: “…во время занятий мне становилось скучно и тогда я по старой привычке рисовала на клочке бумаги.”
Иде предстояло найти в Париже свой настоящий дом и погрузиться в жизнь русской богемы. Она вспоминала, что “богема русских художников представляла собой подлинный культурный слой. Несмотря на наши трудности и бедность, мы много читали, бегали на лекции Шестова и Бердяева; мы видели многое и учились многому”. Как она говорила, “Я и мой муж, Сергей Карский, участвовали в вечерах «Зеленой лампы», организованных Мережковским и Гиппиус” — вспоминала она.
Долгие годы она скрывала свои работы (первые картины подписывала своей девичьей фамилией), ей понадобилось время для самоутверждения и обретения авторитета не только в глазах друзей и коллег, но и в мире художественных галерей и критиков.
Серж Карский, 30 лет, тушь. 30×23 см
После войны в живописи Карской почти ничего не осталось от влияния Хайма Сутина, за исключением техники и гениального колористического чутья. Как и многих других художников, война и последующие трудности сильно изменили ее. Художники-иммигранты пошли разными путями, некоторые из них занялись искусством авангарда с желанием двигаться вперед, другие стремились вернуться к довоенным авангардным истокам. Первая выставка Карской в Париже, представленная Франсисом Карко, состоялась в 1946 году в известной галерее на Правом берегу Сены и демонстрировала именно вторую тенденцию — показать живопись последователей таких важных художников, как Утрилло, Сутин и Валладон, и вернуться к “довоенному хорошему вкусу”. Однако вскоре такой эстетический подход вошел в противоречие с намерениями Карской быть независимой и самобытной, с ее поиском новых путей, которые впоследствии привели к абстрактному искусству и, в конце концов, к отвержению каких-либо течений и стилей.
Игры нужны, бесполезные жесты, 1949, гуашь на картоне. 30,5х24,5 смНа второй выставке в Париже (“Jeux Nécessaires et Gestes Inutiles” [Необходимые игры и бесполезные жесты]), в 1949 году, искусство Карской продемонстрировало устремление к нефигуративному сюрреализму. Со вступительной речью выступили едва ли не самые авангардные писатели и поэты того времени – Жан Полан, Франсис Понж, Морис Надо, Анри Кале, Марк Бернар… С этого момента, творчество Карской становится все более свободным и разнообразным; художница пробует себя в живописи, рисунке, в гобеленах, скульптуре и, прежде всего, в технике коллажа.
После смерти мужа в 1950 году Карская неустанно работает, создавая серии произведений, чьи названия связаны либо с конкретными событиями ее жизни (“España”, “Mexico”), либо — воображаемыми, но имеющими особенное значение для нее самой (“Lettres sans réponse,” [Письма без ответа] “Gris quotidiens” [Серая повседневность]). Здесь упомянуты лишь некоторые ключевые серии работ Карской, составившие ее реноме. Но важно указать на константы, присутствующие во всем ее творчестве, будь то разные жанры или материалы (полотно, бумага, ткань, плетение, коллаж), или же время создания (от 1945 до 1990 года — года смерти Карской). Эти константы суть совершенное изобразительное мастерство и неизменный авангардный поиск.
— За циклом “Jeux Nécessaires et Gestes Inutiles” [Необходимые игры и бесполезные жесты] (1949) последовала серия картин “España”, результат путешествия в Испанию в 1953 году – в страну, все еще находящуюся под диктатом Франко, но Карскую восхищали люди, обычаи и великие художники этой страны.
Испания 1953, 29×49 см.— «Письма без ответа» (1956) — цикл, отражающий, с одной стороны, отчаяние Иды после смерти ее мужа, с другой — эволюцию изобразительного метода, в котором Карская убеждена, — метода, направленного в сторону нефигуративности (о которой позже она скажет «фигуративное — нефигуративное» это одно и то же!); этот метод характерен, в частности, всё большим интересом к коллажу на основе мусорных предметов, найденных «во время уборки». Эти коллажи, названные Карской «страницами интимного дневника», составили важную часть ее реноме в мире искусства.
без ответа письмо-1956-57-тушь и тушь на бумаге.
1956, коллаж, 84х49 см.«Конечно, я не была первой, кто использовал технику коллажа. Замечательные «вклейки» («papiers-collés ») делал Матисс. А какие коллажи у дадаистов! У русских конструктивистов двадцатых годов! Я убеждена, что истоки коллажа в древнерусской иконописи. Русские иконы это «чистый коллаж», сама идея коллажа».
— «Серая повседневность» (1959)
«Это серость времени и жизни, та серость, с которой Карская пребывает в непрестанной схватке, чтобы объяснить её тайну; она бьется над идеей невидимого пространства, которое она должны победить любой ценой». Эта серость, трактуемая ею как повседневность, в то время вполне соответствовала душевному состоянию Карской, равно как и ее эстетическим критериям, в которых она хотела идти до конца вопреки многим бытующим тогда эстетическим американским канонам (за исключением Марка Тоби) — импульсивным, даже буйным, с очень ярким цветовым колоритом.
Daily Grey, 1959, 51×71 см.
Мексика-масло / холст-1961/62 100×81смКарская обожала Мексику, мексиканцев в их костюмах, их искусство до и после открытия Америки Колумбом. Ида вернулась оттуда, сохранив множество нередко брутальных воспоминаний, образов мертвых птиц, истерзанных на дорогах с хаотичным движением транспорта — дорогах, где птицы, пусть и ненадолго, оставались хозяевами.
После путешествия в Мексику, Карской было отпущено еще почти 30 лет для непрерывной и неутомимой работы. В течение этого последнего периода Карская, помимо других жанров, увлечена современными гобеленами и делает их сама в своем ателье, смело следуя своим оригинальным эстетике и технике, сделавших ее знаменитой в мире ценителей.
Так Карская не прекращала менять темы и художественные средства, «переходя от одного регистра к другому, от рацио к чувству, от абстракции к экспрессионизму, от нефигуративности к импрессионизму, от комизма к патетике». Карская постоянно утверждала: «Я знаю, что отстаиваю, — свободу в искусстве… Искусство прежде всего это тотальная свобода».
Она повторяла: «Самое важное это сомневаться».
Ида Карская с Натальей Гончаровой в парижском кафе. Конец 50-х годов.